1 2 3 -> Глава 4 Бочка

В город меня привезли в конце зимы, до этого времени, пока мама и папа жили в городе, я жил у бабушки с дедушкой. Город встретил меня хмурой погодой и морозом в 2-3 градуса, то есть, было тепло. В бараке, где мы поселились, было много квартир по обе стороны коридора, а так же было много детей. Как только я в первый раз вышел на улицу, я тут же попал в поле их зрения. Ко мне подошли 3 мальчишки, как оказалось потом, старше меня на год-два. Они уже учились в школе и были хозяевами этого двора. Разговора я уже не помню, всё сводилось к одному - трус ты или нет. В итоге мне пришлось повозиться со старшим из них, и я с разбитым носом был принят в коллектив, который мы гордо называли «наша толпа». В нашу толпу входили человек 15 от моего возраста до лет 10, а у тех, кто был старше - была своя толпа, но они держали над нами шефство, не давали в обиду толпам с  других улиц, но если мы делали что-то не по понятиям уличных мальчишек, могли схлопотать по соплям. Сейчас это может показаться диким, но у нас был своеобразный кодекс чести. Например, мы никогда не добивали ногами упавшего в драке противника. И у нас было неприлично плохо учиться, каким бы крепким бойцом не был наш товарищ, но если он был двоечником, над ним посмеивались все, даже слабые, и это было в порядке вещей. Наши игры логично вытекали из просмотренных фильмов. Посмотрев фильм «Три мушкетёра», мы все превращались в д'артаньянов, и в округе пропадала проволока - из неё мы делали шпаги и учились фехтовать. Соседка, живущая неподалеку, кричала. - Хулиганы! Ощипали петуха!-

А у нас на старых отцовских и дедовских шляпах красовались перья, и все мы, как один, изъяснялись изыскано, как истинные кавалеры шпаги и креста на плаще. Одна беда - никто не хотел быть гвардейцем кардинала! Поэтому мы поочередно находили повод вызывать друг друга на дуэль и фехтовали. Не обходилось без травм и некоторые из нас узнали, что такое хирургические швы на лице и противостолбнячные уколы. Как только охладевали к этой игре, мы превращались в обыкновенных мальчишек. Типичный прикид мальчишки моего детства - сатиновые шаровары с карманом на заднице, который оттягивали камни для рогатки, либо дубовые жёлуди, ими мы воевали, майка, сандалии на босу ногу, тюбетейка и, естественно, в руке рогатка. Затем мы посмотрели кинофильм «Спартак» и тут же превратились в гладиаторов. Шпаги превратились короткие деревянные мечи, а в другой руке оказались круглые из фанеры щиты. Бои на нашей улице были серьёзными, только пыль стояла. В гладиаторских боях пострадал я, мне рассекли бровь деревянным мечом, но всё это были мелочи по сравнению с тем азартом и интересом, с каким мы играли. Я бы сказал, это были обучающие игры. Мы читали книги по этой тематике и уже знали такие понятия, как «каре, перестроение, фланги, круговая оборона». То есть это была игра «Зарница» только в масштабах одной улицы. После  просмотра фильма «Крестоносцы», на нашей улице начался апофеоз средневековья. Деревянные мечи и щиты из фанеры увеличились в размерах, а побоища превратились в серьёзные боестолкновения. Что интересно, многие из нас приняли образ крестоносцев, видимо из-за красивой одежды и того, что они сплошь и рядом были рыцарями. Доходило до абсурда, некоторые «крестоносцы» брали старые небольшие вёдра, вырезали в них щели для глаз, засовывали в них подушку и надевали на голову, но быстро отказались от этой затеи ввиду полной её бесперспективности. Во-первых, сужался обзор, а во-вторых, после начала побоища, через несколько секунд, эти «рыцари» получали лёгкую контузию. К побоищам стали подтягиваться «войска» с других улиц, и в один прекрасный день, когда количество травмированных превысило допустимую норму в головах взрослых, нас просто разогнали с милицией. Жили мы практически в городском парке, все события происходили в нём. Поэтому мы и продержались так долго, просто никому не мешали. Все эти игры помогли нам подготовиться к последующим, уже серьёзным дракам - толпа на толпу, улица на улицу. Что поделать у молодёжи всегда был свой способ выпустить пар, мы были типичными представителями молодёжи того времени. При этом не было

градации на богатых и бедных, в бараке жили  и инженеры и простые работяги,

а уровень доходов был примерно одинаков у всех. Мальчишки того времени жили не

двойной, а даже тройной жизнью. Дома, в школе и на улице мы были совершенно

разными людьми. Дома законы домостроя твоей семьи, школа это, прежде всего учёба, а

улица, у неё всегда были свои законы и свои кумиры. Я не романтизирую то время - что

было, то было. В каждой субкультуре есть как хорошее, так и плохое. Но у нас было одно

преимущество перед нынешней молодёжью, мы застали относительно молодыми и

здоровыми фронтовиков Великой Отечественной Войны. Это были победители! Они не

боялись ни Бога, ни черта, ни власти. То спокойствие и мужество, с каким они шли по

очень непростой жизни, вызывало только уважение. Они не бахвалились своими

подвигами, а просто жили нелёгкой, но честной жизнью, всем своим видом и делами,

продолжая и в мирной жизни непреложный армейский закон «Делай как я!». В нашем

бараке жили два таких человека. Сказать, что они сильно вмешивались в жизнь нашего

сообщества, нельзя. Они вмешивались тогда, когда это было действительно необходимо. Я

видел, как, очень раскуражившийся трижды сидевший, зек получил от фронтовика по

мордасам и, не посмев ответить, ушёл спать, а утром долго извинялся. 9 мая, фронтовики,

сходив на свои мероприятия, садились в палисаднике, выпивали, пели песни и

рассказывали, а мы, открыв рот, слушали. И не было в этих рассказах больших подвигов, а был большой изматывающий до изнеможения труд и гордость, что они это вынесли на своих плечах. Подсознательно мы копировали стиль их поведения и, я думаю, это было не самое плохое, что мы от них взяли. Как-то я спросил одного из них

-Вот вы всё работали, работали, а за что тогда получили орден и медали?

-А вот за работу и получил - ответил он мне.

Как-то не укладывалось в голове - работа как подвиг, но верили мы им беззаветно и, значит, так оно и было. Ведь тот же Петрович по первому зову бежит к своим больным и живёт практически в амбулатории, потому, наверное, и один. Когда я учился в 5 классе мы ездили на Остров его хоронить. Хоронили его все люди посёлка на продуваемом всеми ветрами кладбище, зато вид с него был прекрасным - бескрайнее море и острова вокруг. Петрович лежал в гробу со спокойным, как всегда, выражением лица, только был весь белый. Умер он в своей амбулатории от инфаркта. Слишком много душевных сил отдавал Петрович людям, а себе оставлять забывал. Умер, когда ему исполнилось 59 лет. Народ у нас в бараке был разношерстный, но все жили дружно, двери закрывали, когда уходили надолго, а так все ходили друг к другу, как говорится, без стука. Были, конечно, свои склочные дела у женщин, но на них не обращали внимания, лишь посмеивались. Когда повеяли новые времена, это увидели и услышали все. Вокруг нашего барака, да во всём городе загремела строительная техника, и устремились ввысь строительные краны. Началась эра строительства «хрущевок». Размах действительно поражал, всюду, где только было видно шло строительство. Для нас мальчишек это была манна небесная, вокруг как грибы вырастали остовы панельных пятиэтажек, а мы в них играли в войну. И что интересно современная война со стрелковым оружием оказалась менее кровопролитной, чем средневековая рубка на мечах. Сколько не стреляй в противника, изображая голосом выстрелы, он всегда оставался жив, а тысячи пуль уходили мимо. Так бой в условиях города мог продолжаться сколько угодно долго. И вот возле нас начали строить полиграф комбинат, с этим строительством было связано несколько смешных и не очень случаев. Кроме самого здания строились склады, боксы и подсобные помещения, в общем, для нас было раздолье. Мы, могли безбоязненно прыгать с пятого этажа в огромную кучу керамзита, он хорошо гасил удар, мы же при этом проваливались в него по колено. Однажды строители забыли выключить сварочный агрегат. В воскресенье мы наткнулись на него и стали учиться сварному делу, но вот беда, сварочной маски мы нигде не нашли. Ночью в бараке стоял стон и плач, в глаза нам как будто насыпали песку, глаза жгло неимоверно. Родители пострадавших бегали друг к друг, давая советы. В конце концов, вызвали скорую, и нам всем что-то закапали в глаза, немного полегчало. Без последствий не обошлось одному из нас так и пришлось ходить всю жизнь в очках. А сейчас я расскажу о самой массовой порке, которая случилась в моей жизни. На стройке валялась или лежала, как кому будет угодно, большая куча брикетов с гудроном, мы его использовали в качестве жевательной резинки. Но несколько брикетов были без обёртки, и солнце их растопило, образовалась масса, примерно метр толщиной. Берётся консервная банка или старая металлическая кружка, затем в гудроне выковыривается круглая ямка по размеру банки примерно на полкорпуса, в ямку заливается вода и кладётся карбид. Затем банка плотно забивается в ямку, и ждём минуты 3-4. к маленькой дырочке предварительно проделанной в боку банки подносится огонь. Результат превосходил все наши ожидания, банка улетала метров на сто в небо. Так мы забавлялись, чья банка выше улетит, и тут кто-то заметил валяющуюся рядом железную бочку с вырезанным с одной стороны дном. Мысль у всех сработала одновременно. Работали дружно и скоро, выковыряли яму, налили воды, кинули карбита побольше, тут же старой скобой и кувалдой пробили дырку в бочке и этой же кувалдой прочно забили её в яму. Ждали подольше и потом на трехметровой жерди поднести факел к дырке в бочке. Салют нации! Вывод искусственного спутника Земли на орбиту! Бочка, улетев, превратилась маленькую точку, а потом началось страшное. Бочка, начав обратный путь к земле, стала издавать звуки, которые напоминали и вой сирены, и шипение, и какое-то улюлюканье. Мы все как один кинулись в отстроенное из блоков помещение. Всем нам казалась, что бочка летит именно ему в темечко, но она упала в метрах двадцати от места запуска. Мы, тяжело дыша, смотрели с восторгом друг на друга, такого мы еще не делали. Мысль была одна – карбита больше, держать паузу дольше! Космодром «Пипецк» заработал с полной нагрузкой! Выпрямив бочку после падения, мы подошли к делу тщательно и творчески. Второй запуск получился на загляденье. Бочка улетела выше и улюлюкала больше и выла сильнее, а мы, смотря в небо на детище совей творческой мысли, не спеша шли в укрытие. Наш «спутник» вернулся с орбиты в метрах десяти от места запуска. Мы стали думать, как увеличить высоту, а следовательно время полета, но все сводилось к одному: яму делать глубже, карбита, что бы выделилось больше ацетилена, -  больше, а бочку забивать в гудрон глубже и плотнее. Но нашим планам не суждено было сбыться. Неожиданно нас окружили люди в милицейской форме и штатском. Нас взяли в плотное кольцо, и мужчина в штатском спросил:

- Что происходит? Что летает? Что воет?

Мы ему все рассказали, тем более что бочка уже была на старте, осталось только поднести огонь. Тогда к нам подошел, не совсем трезвый мужчина, оказалось местный, живет недалеко. Сказал: « Все видел, все могу рассказать!» Человек в штатском приказал милиционерам: «Заберите этих хулиганов к себе!» А местному жителю сказал, чтоб он подошел в местное отделение. К стройке подъехал старенький автобус и нас повели к нему.  И вдруг, когда началась наша посадка в автобус, бочка с громким хлопком ушла в небо в третий раз. Все повторилось, только с новыми зрителями, но у них не было нашего опыта, и поэтому все побежали кто куда. Сначала мы стояли смотря, как бочка возвращается на землю. Вдруг кто-то из нас крикнул: «Атас!» И мы рванули в разные стороны со всей скоростью, на которую были способны. Такого мата, который был обращен толи к нам, толи в сторону любопытного, осуществившего нашу идею в третий раз, я еще в своей жизни не слышал. Не буду рассказывать, как вылавливали по одиночке, но к вечеру мы все как один сидели в районном отделении милиции и отвечали на вопросы как людям в форме, так и в штатском. Все-таки в то время органы умели работать. В коридоре на стуле мы увидели уже немного протрезвевшего местного жителя. Оказывается это он, стоя у бочки, решил прикурить. А концентрация ацетилена была такая, что, если прислушаться, то можно было услышать, как он с угрожающим шипением вырывался наружу, он и прислушался… Вся его одежда была грязно-серого цвета от субстанции, которая образуется при реакции карбита с водой, так как он стоял рядом со «стартовой площадкой». Он злобно посмотрел на нас и сильно выговоривая букву «р» сказал, как выплюнул: «Гагаринцы, мать вашу!» Нас развели по разным кабинетам и стали задавать вопросы. Мне задавал вопросы милиционер с капитанскими погонами. Начал он с того, что начал меня пугать. Он нарисовал мне такую перспективу, что меня надо сначала выпороть розгами, а потом расстрелять и что, я должен сказать ему спасибо, что сейчас не война. Почему ему надо говорить «спасибо» я так и не сообразил? К моменту, когда я уже представлял себя повешенным за ноги и подо мной разжигали костер инквизиции, вошел человек в штатском и милиционер – полковник. Капитан уступил место человеку в штатском, он сел напротив меня и уперся в меня глазами, я же разглядывал свои грязные руки. Затем он меня спросил: «О чем ты думал, когда запускал бочку?» Я задумался: «А, правда, о чем я думал?» А потом выдал:» Если в бочке наделать перегородок, и сделать так, чтобы они взрывались по очереди, то бочка может лететь очень долго, пока не кончатся перегородки. Капитан с шумом набрал воздух в легкие, а полковник и человек в штатском громко засмеялись, в смехе их не было злобы. Человек в штатском сказал: «Вот лишишь этого Кулибина школы, и мы окажемся «агентами влияния», загубившими на корню ракетный шит Родины» И они снова засмеялись. А я осмелел и сказал: «Хочу есть и спать». «Дома тебе будет березовая каша и снотворное из ремня!» - ответил он. А милиционер спросил: «Что будем делать с алкашом?» «Дай ему суток десять, пусть от пьянки отойдет» - был ответ. Нас всех выпустили. Наши родители, и моя мама в том числе, сидели на лавочке. Отец был в рейсе, и меня порол на пару со своим сыном сосед, он быстро устал, так что мы особо не пострадали, но массовость была соблюдена. На следующий день мы ходили в героях, и во всех подробностях рассказывали о своих приключениях. А в сентябре, уже в школе, на линейке нас всех вывели на середину зала и долго говорили о панике, которую мы устроили, и о том какие мы плохие. В конце концов мы дали слово, что больше так делать не будем, и все разошлись с миром, учиться!